Вместо предисловия.
Это вот - та самая часть, которая писалась при задумывании цикла. Как следствие, язык может жестко отличаться от остальных частей, как следствие, могут быть допущены некие хронологические ошибки и огрехи.
Итак, Апокалипсис от Войны.
***
Давно не мытая чашка с грязным коричнево-чайным ободком вокруг края коснулась стола с легким стуком. Уже который раз за ночь. В комнате царил бардак; теплый душистый ветер, дувший в настежь раскрытое окно, гонял по полу обрывки и листы бумаги, старые стикеры и обертки от дешевого жевательного мармелада. Еще одни бессонные сутки. Ожидание непонятно чего - неуловимое предчувствие грядущей беды, давящее на плечи, словно мягким, набитым мокрой ватой и песком, мешком. Воспаленные глаза, слепо глядящие в монитор компьютера, на котором быстро проносились полоски новостных сводок, не мигали, хотя слезы, сочащиеся из них, заливали щеки и капали на стол. Наконец раздался легкий вздох, и человек опустил голову прямо на грязную клавиатуру. Все спокойно. Пока в его мире все спокойно. Безмятежное дыхание слилось с шепотом ветра - человек уснул.
.
читать дальше..Когда началась эта паранойя? Быть может, этой весной, этой ненормально холодной весной, когда мир уже в который раз балансировал на лезвии бритвы? Или два года назад, в иссушенные зноем летние дни? Нет. Раньше. Много раньше. Истоки ненормального, граничащего с помешательством странного чувства - смеси страха и твердого знания о том, что ЧТО-ТО должно произойти - уходили корнями в детство. Тогда он, еще ребенок, запоями читавший любые книги и на любую тему, впервые наткнулся на зловещее словосочетание "атомная война".
Ничего серьезного - всего лишь любопытная статья в какой-то энциклопедии. При прочтении сильный интерес смешивался со страхом. Потом статья постепенно забылась, а образы, порожденные уже тогда непомерно сильным воображением - остались, редко выползая на свет божий из темных уголков подсознания. В основном после тяжелых нервных переживаний, обращаясь в полномасштабные ночные кошмары. С пробуждением в холодном поту и неприятным послевкусием на весь день.
Сейчас человеку снилось нечто похожее. Выжженная черная пустыня; торчащие кое-где из земли кривые изуродованные стволы некогда прекрасных деревьев, скользкий прах под ногами, запах тления и омерзительный вкус горелой протоплазмы в воздухе... Тело слабеет, отказывается повиноваться. Кривая ухмылка перерезает иссохшее лицо с синими ямами глазниц, стягивая обвисшую кожу складками и превращая человеческую физиономию в отвратительный оскал черепа. Воистину, самое страшное - быть выжившим в ядерной войне... Остаться ходячим инфантильным полутрупом-идиотом среди горы мертвецов, на спекшейся, словно стекло, земле. И тихо завидовать тем, кого уже прибрала к рукам смерть.
Сон плыл; перспектива раздвинулась и изменилась. Его комната. Комната, в которой вот уже двадцать лет человек влачил свое существование среди себе подобных. Только теперь изменилась и она, приняв на себя отпечаток гибели. Паркет покоробился и почернел, бумага распалась в прах, краски словно потускнели, окна выбиты... В белый проем одного из окон бьет луч солнца. Не золотой - водянисто-желто-серый. Витающие в воздухе клубы пыли, поднятой взрывной волной. Пыль проникает всюду, оседает на любых поверхностях и хрустит на зубах. Металлически-горелый привкус, приступ тошноты... Остается только замычать и подрубленно упасть в провонявшую все теми же миазмами горелой органики постель. Слабость становится сильнее, не хватает сил даже приподнять голову. Сон кажется явью. Кошмарной явью, которая нежданно-негаданно просочилась из бредовых видений воспаленного сознания в жизнь.
Но сон ли это? Вон, на подоконнике лежат три дохлых мухи. Ветер, все так же гуляющий по квартире, но теперь несущий с собой совершенно другой запах - запах боли и хаоса. Заставляющий радиоактивную пыль танцевать невесомыми искорками в воздухе. Могут ли такие подробности существовать в обычном ночном кошмаре?..
Понимание как обухом топора ударило по голове. Раскрошило череп, с противно-мягким звуком вонзаясь в мозги. Зрачок в замутненном глазу расширился до предела. Тело, лежащее в ворохе замызганного тряпья (видимо, некогда бывшего пледом) на диване, стало проявлять слабые попытки активности. Судорожные подергивания конечностей и нечленораздельные звуки, которые, видимо, должны были символизировать собой предсмертные крики. Каково это - оказаться в самом сердце своего самого сокровенного ужаса? Каково знать, что ты единственный живой человек на сотни и тысячи квадратных метров вокруг? Каково медленно умирать от жажды, голода и разрушения медленно гниющего тела?..
Скелет, на котором болталась наполненная жидковатым мясом кожа, все-таки встал на трясущиеся ноги и подошел к оконному проему. Открывшаяся панорама напоминала декорацию - искусно сделанную талантливым, но злым сердцем и сумасшедшим художником. Город, который еще вчера жил полнокровной жизнью, орал, дрался, хохотал, пел песни, занимался любовью и ненавидел одновременно - был мертв. Мертв целиком. Серые коробки пустых зданий. Порванные провода, выбитые взрывной волной стекла. Остановившиеся автомобили, лежащие там и сям тела, менее чем двадцать четыре часа назад принадлежавшие забавным существам, называвшим себя людьми. Небо заволокли пыльные тучи того же болезненного желтоватого цвета.
И в полной тишине раздался страшный и сухой звук - точно высушенную плоть, нарезанную полосками и туго натянутую, рвали острыми иглами. Смех. Смех пережившего Апокалипсис человека.
Помешательство наступило внезапно и переросло в темноту, накрывшую с головой. Реальность сжижилась, превратившись в жидкий асфальт. Облепила со всех сторон, мешая дышать, заливаясь в легкие, разрывая их и заставляя выкашливать густую вишнево-алую кровь. Тело, как механическая игрушка, у которой закончился завод, нелепо дернулось, упало и застыло. Еще одно безмолвное свидетельство того, что разум способен убивать.
Ветер гнал по черной пустыне бумаги и обрывки газет. "Чума XXI века... штамм "Летаргия"... не допустить распространения инфекции... радикальные меры... ядерная бомбардировка зараженных городов".
"И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч..."
Второй всадник Апокалипсиса тихо рассмеялся и натянул поводья коня. Сейчас было его время. Свет заходящего солнца яркой искрой блеснул в зрачке единственного глаза.
Рыжий конь сорвался с места в карьер и сполохом пламени растаял в воспаленных небесах.