В небе над Городом - огромная сияющая луна, похожая на серебряный диск. Диск выделяется на густо-синем фоне так резко, что больно глазам, мерцает, переливается и щедро льет на спящий мир мертвенно-тусклый свет.
Бледно-опаловые потоки струятся вниз, мягко пронзают толщу неподвижного воздуха и искрящимся покрывалом окутывают все: асфальт, деревья, здания, случайных прохожих, которых так мало в это время на узких улочках. Весь Город купается в этом великолепии, нежится, вздрагивает и подставляет громоздкое тело под невесомые струи.
читать дальшеНи переживает этот минутный восторг вместе с Городом, изваянием застывая на крыше городского театра. Он похож на какую-то готическую горгулью: вытянутый острый клюв, узкое и изящное тело, темнота, вьющаяся плащом за спиной... обрывок тени, по прихоти какого-то неведомого творца обретший форму и душу.
Творца ли?
В такие моменты, когда далеко внизу колышется благоухающее море яблоневого цвета, воздух чист и прозрачен, а мир застывает, очарованный лунным светом - Безликий начинает вспоминать.
Вспоминать, что он, кажется, не принадлежал этому миру когда-то.
Вспоминать огромный собор из темного камня, стрельчатые окна в человеческий рост, сложные витражи, дождь, хлещущий по крыше, мощеную грубым булыжником городскую площадь... и очень старый запущенный сад во внутреннем дворе, и яблони, цветущие каждую весну так бурно, что весь двор был сплошь усыпан белоснежными лепестками...
"Veni, Creátor Spíritus, mentes tuórum vísita", - хорал звучит из ниоткуда, перекликается со слышной одному Безликому музыкой летней ночи, воскрешая в памяти давно забытые образы и на краткие мгновения возвращая Ни в ту, прежнюю жизнь. Ту жизнь, которая была настоящей - пусть и не слишком долгой.
В памяти всплывают строчки из хоралов, принадлежащих религии, не существующей здесь, обрывки алхимических рецептов, ненужных и поэтому позабытых, голоса, срывающимся шепотом говорящие Ни секреты, теперь уже навечно похороненные в его памяти и в душном бархатном мраке исповедальни.
И среди всего этого сонного наплыва воспоминаний, среди лениво ворчащей мути, в мозг раскаленным гвоздем вонзается чей-то взгляд. Отчаяние в золотисто-ореховых глазах, смешанное с пропитанной жаждой крови Тьмой.
"-Благослови меня, отче, ибо я согрешил.
-Поведайте же мне, в чем ваш грех.
-Я, - молодой человек выдерживает паузу, видно, что разговор дается ему с большим трудом, - чудовище."
Тьма на дне чужих зрачков увеличивается, обретает плоть и кровь и разевает огромную узкую пасть, усеянную игольно-острыми белоснежными зубами. Зубы рвут тонкую реальность, щелкают уже перед лицом Ни - и Ни падает в эти разрывы.
И худощавого мужчину в строгом черно-белом одеянии священника мягко принимает в свои объятия тогда еще юный Город.
Ни вздрагивает и возвращается из глубин прошлого. Минута покоя проходит, и Город снова начинает волноваться. Он чувствует в себе нечто чужеродное, нечто, пришедшее следом за кем-то, нечто, ему не принадлежащее. Это волнение передается Безликому, заставляя тени трепетать чуть быстрее и интенсивнее, неприятно пережимая глотку и будоража рассудок.
Один прыжок с крыши, мягкое приземление - и шаг за шагом по ковру белых лепестков, по темным аллеям прочь из яблоневого сада.
Ни почему-то знает, что у того, кто сейчас заставляет Город волноваться, глаза золотисто-орехового цвета, потрепанный вид и обшарпанный чемодан в руке. А еще - очень острые и длинные белые зубы.
Тварь снова встала на след своей цели.
Только кто из двоих жертва - Город не знает.