князь тишины
Весна, шумная, теплая и пьяная от собственной красоты, истории, раздирающие изнутри голову.
Видимо, я все еще как-то живу и как-то живая, как бы не пыталась убедить себя в обратном.
Она несла желтые цветы.
Вокруг меня - Мастер и Маргарита, Артур и Гвиневера, Моргана и Мерлин, Эсмеральда и Феб... герои оживают, сходя со страниц книг и превращаются в людей, в друзей и близких, надевая такие знакомые маски, смеются и любят друг друга.
И бешеный стук их сердец отдается барабанами у меня в ушах, диким ритмом, подчиняющим себе все. И голова моя от этого неистового ритма начинает разрываться, а сердце разрывается вслед за ней.
Маргарита уже на работе, когда туда прихожу я. Наливает мне кофе, усмехается, пересказывает последние новости, и на ее пальце я вижу серебряное кольцо с гравировкой "М". На мой недоуменный взгляд она улыбается и говорит: "Но ведь он мастер. Мастер". Серые ее глаза лучатся счастьем, а сама она помолодела лет на пять. В неприметной вазе на столе, благоухая на весь душный офис, стоит букет пронзительно-желтых цветов.
Артур приезжает вечером, по-мальчишески лихо перепрыгивая порог, скидывает берцы, впихивает мне в руки пачку чокопаев и хохочет взахлеб, рассказывая свежую подборку анекдотов от травматологов, пока я ставлю чай и быстро режу бутерброды. "Знаешь, Мара, впервые за шесть лет я, кажется, по-настоящему счастлив". Ты не представляешь, как я рада за тебя, мой дурной младший брат. Береги же свою королевну.
Моргана и Мерлин приходят непременно вдвоем, у нее - рыжие волосы до пояса, каблучки и летящая походка, у него - сумрачный взгляд, черный тренч, застегнутый на все пуговицы и неизменно ехидный тон голоса. Парочка магов перешучивается и переругивается, наполняя тихие своды моего логова гомерическим хохотом, и я понемногу начинаю оживать, с удовольствием включаясь в игру слов. "Что упало, то пропало", - наконец произносит Моргана, и я полностью с нею согласна. Мерлин сидит в кресле и, не обращая внимания на "бабий треп", увлеченно ест печенье.
Эсмеральда танцует босыми ногами по ледяному полу, кругами расходится тяжелая юбка, краем задевая стоящий на столе бокал, и тот разлетается вдребезги. "На счастье," - говорю я и наливаю ей и себе еще вина, отдающего сладковатыми южными фруктами. Танцуй, цыганка, пляши, огненноглазая ведьмочка, сердце белокурой Флер де Лис будет разбито так или иначе, как разбился хрусталь, звонко рассыпавшись осколками. Я буду наблюдать за твоим танцем из окна и подставлять лицо под лучи солнца, брызжущие через старинный витраж.
Перезимовали, перезимовали. Будьте счастливы, герои моих детских грез, будьте счастливы, друзья мои, и пусть этой весной у каждой сказки будет иной, хороший конец.
...и я закрываю книгу.
Шоу-тайм.
Видимо, я все еще как-то живу и как-то живая, как бы не пыталась убедить себя в обратном.
Она несла желтые цветы.
Вокруг меня - Мастер и Маргарита, Артур и Гвиневера, Моргана и Мерлин, Эсмеральда и Феб... герои оживают, сходя со страниц книг и превращаются в людей, в друзей и близких, надевая такие знакомые маски, смеются и любят друг друга.
И бешеный стук их сердец отдается барабанами у меня в ушах, диким ритмом, подчиняющим себе все. И голова моя от этого неистового ритма начинает разрываться, а сердце разрывается вслед за ней.
Маргарита уже на работе, когда туда прихожу я. Наливает мне кофе, усмехается, пересказывает последние новости, и на ее пальце я вижу серебряное кольцо с гравировкой "М". На мой недоуменный взгляд она улыбается и говорит: "Но ведь он мастер. Мастер". Серые ее глаза лучатся счастьем, а сама она помолодела лет на пять. В неприметной вазе на столе, благоухая на весь душный офис, стоит букет пронзительно-желтых цветов.
Артур приезжает вечером, по-мальчишески лихо перепрыгивая порог, скидывает берцы, впихивает мне в руки пачку чокопаев и хохочет взахлеб, рассказывая свежую подборку анекдотов от травматологов, пока я ставлю чай и быстро режу бутерброды. "Знаешь, Мара, впервые за шесть лет я, кажется, по-настоящему счастлив". Ты не представляешь, как я рада за тебя, мой дурной младший брат. Береги же свою королевну.
Моргана и Мерлин приходят непременно вдвоем, у нее - рыжие волосы до пояса, каблучки и летящая походка, у него - сумрачный взгляд, черный тренч, застегнутый на все пуговицы и неизменно ехидный тон голоса. Парочка магов перешучивается и переругивается, наполняя тихие своды моего логова гомерическим хохотом, и я понемногу начинаю оживать, с удовольствием включаясь в игру слов. "Что упало, то пропало", - наконец произносит Моргана, и я полностью с нею согласна. Мерлин сидит в кресле и, не обращая внимания на "бабий треп", увлеченно ест печенье.
Эсмеральда танцует босыми ногами по ледяному полу, кругами расходится тяжелая юбка, краем задевая стоящий на столе бокал, и тот разлетается вдребезги. "На счастье," - говорю я и наливаю ей и себе еще вина, отдающего сладковатыми южными фруктами. Танцуй, цыганка, пляши, огненноглазая ведьмочка, сердце белокурой Флер де Лис будет разбито так или иначе, как разбился хрусталь, звонко рассыпавшись осколками. Я буду наблюдать за твоим танцем из окна и подставлять лицо под лучи солнца, брызжущие через старинный витраж.
Перезимовали, перезимовали. Будьте счастливы, герои моих детских грез, будьте счастливы, друзья мои, и пусть этой весной у каждой сказки будет иной, хороший конец.
...и я закрываю книгу.
Шоу-тайм.